Продолжение

- Ты выглядишь так, будто не просыхая пил последнюю неделю, - матушка стояла на пороге и скептически рассматривала прибывшего сына, - твои поездки в Питер отнимают у тебя по несколько лет жизни, сегодня-то хоть дома побудешь?
- Извини, мам, сейчас помоюсь, посплю немного и опять уеду: день рождения у одногруппницы из института, - залезая в душ, я подумал, что веду себя, в сущности, по свински, дома не появляюсь, не ночую. Твердо решив для себя, что ближайшие несколько дней проведу дома, с наслаждением окунулся в горячую воду.
Только трясясь в электричке в Купавну я понял, как же я в сущности устал. Серо-зеленый тамбур был задымлен и курившие там пассажиры были похожи на колеблющихся призраков. На стекло упало несколько крупных капель, то ли дождь вот-вот начнется, то ли здесь он уже заканчивается. На платформе было душно, дождь все-таки здесь уже закончился, лужи потихоньку испарялись и дышать было тяжело. Под огромной липой с синим зонтиком-тростью стояла Лайма: «Все-таки приехал, надо же, я уже и не верила».
Мы молча шли по проселочной дороге, рассказывать ничего не хотелось, вдруг накатило состояние какой-то спокойности и расслабленности. Она молча шла рядом, о чем-то задумавшись, иногда с сомнением поглядывала на меня, но тут же отворачивалась.
- Как съездил? Почему решил так рано вернуться?
- Соскучился, без тебя было скучно, жаль, что ты не смогла поехать, все было бы по-другому. Да и у Светы же день рождения.
- Все действительно было бы по-другому, - её голос показался далеким эхом, прилетевшим из густого послегрозового тумана, - нам здесь сворачивать.
Большой деревянный дом встретил нас запахом шашлыка и красного вина.
- Молодые люди, сегодня никакой водки, вы нам нужны трезвые и бодрые, - из кухни показалась именинница, - надо же! Кто к нам все-таки приехал, Равик, неужели прямо из Питера прикатил?
- Поздравляю, Светкин! Да, сегодня с утра ещё был у Казанского собора, но почти на крыльях примчался сюда, чтоб поздравить очаровательную одногруппницу.
- Ну спасибо, а мы уж заждались, Лайма почти час назад ушла тебя встречать, ну хорошо, что хоть в итоге добрался, Дана со Славиком уже давно приехали, вот только тебя не хватало.
Мы сидели на веранде, сильно пахли после дождя цветущие во дворе розы, крохотная мошка вилась вокруг яркой электрической лампочки, где-то вдалеке кто-то пел под гитару заунывный романс. Обычный разговор об общих знакомых, институте, работе, практике. К такому разговору можно долго не прислушиваться, потом опять проснуться и при этом не потерять нить разговора, обсуждается всегда одно и тоже. Пили за именинницу, её родителей и друзей. В какой-то момент мы выскользнули с веранды и спустились мимо кустов акации к пруду. В черной спокойной воде как-то немного нереально отражались высокие звезды, на другом берегу кто-то жег костер и играла магнитола. Лайма сидела на бревне, в темноте её почти не было видно, лишь еле заметно тлел красный огонек сигареты. Я смотрел на неё и жалел, что уезжал: как я мог её оставить одну.
- Надо возвращаться, нас будут искать, - она устало встала, - все-таки хорошо, что ты приехал. Что теперь?
- Да вроде никаких планов, завтра надо будет на пару дней съездить на дачу, засветиться там и сразу вернуться, мне без тебя плохо. Я вернусь, а все мои останутся там, представь, у нас будет свободная квартира и много-много времени, которое мы сможем провести вдвоем. Я сразу, как вернусь, позвоню тебе, ты никуда не уезжаешь?
- Да нет, буду в Москве, - последние слова она произнесла с некоторым сомнением, - пойдем.
В доме уже все ложились спать, Света проводила нас в большую запирающуюся изнутри комнату и ушла спать на второй этаж. Пока я умывался, дом медленно засыпал, Славик похрапывал в соседней комнате, кто-то ещё бродил наверху, дом тихо поскрипывал в такт ходящему. На веранде о стекло билась большая ночная бабочка, залетевшая на свет лампочки. Когда я вышел на веранду, она ещё яростнее забилась, словно опасаясь чего-то, наткнулась наконец на открытую форточку и упорхнула в тьму ночных акаций.
Я вернулся и запер дверь на замок, было темно, но я чувствовал, куда надо идти.
- Иди скорее, я уже соскучилась.

***

- Равик, пойдем, пообедаем, - Ирка стояла в дверях и хитро улыбалась, - ты уже второй час сидишь, упершись в компьютер, и при этом ничего не делаешь, даже на форуме тебя не видно, ждешь что ли, когда на тебя озарение снизойдет?
С Иркой мы подружились ещё в самом начале моей практики, она любила рассказывать о своем Васе, который закончил весной МИФИ и сейчас работал на практике где-то в Италии. Они встречались уже почти три года, и вскоре после его возвращения должна была состояться свадьба.
- Ты знаешь, мне Васька вчера звонил, сказал, что купил мне в Генуе сиреневое платье в цвет глаз, - она восторженно смотрела на меня, ожидая бурной реакции. Последний летний дождь бился в конвульсиях где-то за окнами редакции, смывая летнюю пыль, затопляя улочки и бульвары. Вдали что-то прогромыхало.
- Да что с тобой в последние дни! Ей богу, ты сам не свой! - Ирка глотала салат и огорченно смотрела на меня.
- Не знаю, Иркин, что-то у меня не ладится ничего. Так говоришь, платье купил? Здорово.
- Неужели ты действительно думаешь, что никто ничего не замечает и не понимает? Скажи честно, с Лаймой что ли поссорился? Её сегодня на какой-то брифинг послали, сейчас вернется. Вот дождь кончится, пойди с ней, погуляйте по бульварам, поговорите, вот, может, и помиритесь. Ты что ли есть не будешь? Дай я тогда твой салат схомячу.
Ира уплетала вторую порцию салата, а я думал, как же это все должно быть просто: пошел, поговорил, помирился.
- Знаешь, Равик, тебе надо расслабиться, вот что, поехали-ка сегодня к Руслану, помнишь, я вас знакомила, у него там пьянка какая-то намечается, гони от себя тоску, тебе это не идет.
- Да нет, спасибо, поеду лучше домой отсыпаться, а то что-то в последнее время мне не спится.
- Ну как знаешь, ты подумай ещё, а сейчас извини, надо пойти материал дописать, чинуши в министерстве образования что-то опять напортачили, и поешь немного, тетя Нина тебе ещё один салат выдаст, если попросишь, - счастливая Ирка выпорхнула из-за стола и полетела к двери, её сейчас вряд ли интересовали какие-то чиновники, дождь или мои проблемы, все её мысли были в теплой Генуе вместе с любимым Васькой и купленным им сиреневым платьем.
Я тоже поднялся и пошел к выходу, все равно ничего путного уже не сделаю, лучше прогуляться. Дождь заканчивался, и от асфальта медленно поднимались белесые испарения, огромная липа отряхивалась после дождя, окатывая прохожих водой и уже ослабевшими к осени листьями.
В маленькой церкви, потерявшейся в московских двориках, никого не было, лишь маленькая, сгорбившаяся старушка спала в углу, да огромный рыжий кот развалился прямо на столике со свечками и на него, судя по довольной морде, давно уже снизошла благодать. Старые иконы в неверном свете свечей качались и казалось, что святые то улыбаются, то укоризненно качают головами, пытаясь что-то сказать. Николай Чудотворец со своими потрескавшимися, глубокими, черными глазами взирал на все происходящее с явным неодобрением, но поделать ничего не мог. В церкви всегда хорошо думается, неважно православный это храм или католический или протестантский костел, а вот в синагоге или мечети мне всегда неуютно. Мысли как-то начали выстраиваться, но все равно куда-то убегали, толкая меня в совсем уж ненужные, старые воспоминания. За спиной послышались старческие, шаркующие шаги и я вздрогнул от неожиданности, досадуя на проснувшуюся бабушку, я вышел из церкви обратно на мокрую улицу и побрел вдоль Чистопрудного бульвара.
- Привет, не ожидала тебя встретить, из редакции идешь? - Лайма стояла прямо передо мной и как-то странно, скованно улыбалась, - я там только что была, Ирка сказала, что ты уж час как ушел.
Целый час прошел, надо же. Рядом прожужжала «Аннушка», скорбно увозя вдаль своих пассажиров и старые булгаковские легенды.
- Давай немного прогуляемся, я хотел с тобой немного поговорить.
Мы шли по бульвару, белые лебеди как-то грустно плавали в пруду, разрезая водную гладь как маленькие пароходики, которым не страшны не айсберги лилий, не тайфуны и бури в виде праздно гуляющих москвичей. Все мысли ещё недавно так ясно для себя сформулированные куда-то улетучились, и я не знал с чего толком начать.
- Тебе не кажется, что в наших отношениях что-то сильно изменилось в последнее время? Мы стали будто чужие, холодные.
Лайма задумчиво шла рядом и смотрела куда-то далеко-далеко, мне даже показалось, что она вовсе не слышит меня.
- Ты драматизируешь, Равик, что-то опять себе придумал, раздул из этого трагедию, теперь паришься. Будь проще, и к тебе потянутся люди.
Я скованно улыбнулся, эту фразу она переняла у меня, впервые я был бит своим же оружием.
- Но согласись, что все это как-то странно, ты уезжаешь, не позвонив, не предупредив, возвращаешься обратно и опять не звонишь, хотя знаешь, что я здесь, что я жду тебя. Может, нам пришло время расстаться?
- Как хочешь, Равик, это твое решение, я тебя люблю, честно, я вообще никогда не вру, - фраза пустынно повисла в воздухе, как облачко пара и медленно растворялась в моем сознании. Опять начал накрапывать дождик, пруд покрылся тонкой сеткой падающих капель, а белые крейсера-лебеди поспешили уплыть в свои домики, спрятавшись от непогоды и от всего огромного мира окружающих их людей.
- Пошли к метро, я замерзла и мне надо ехать домой, сегодня должна ещё материал дописать.
В метро было влажно и сыро, в переходе с Лубянки на Кузнецкий мост стояли двое рябят и играли какую-то забытую, старую мелодию из далекого школьного счастья. Что же это было? Сейчас я вспомнить никак не мог. Стряхнув оцепенение, я дошел до эскалатора и спустился вниз, надо было ехать домой, а завтра на работу. Со временем мне начало казаться, что журналистика приглушает в человеке какие-то естественные, природные черты. Если случится конец света, ничего страшного для журналиста не будет, а вот если он не успеет сдать об этом репортаж, то вот будет трагедия.

***

Контрольная работа по французскому давалась с трудом, впрочем, как и все остальные контрольные по этому предмету. Явно нет у меня лингвистических способностей. Я не говорю по-французски. Je ne parle pas en français. Так это что ли будет?
На улице возле Манежа что-то грохнуло, стекла в древних рамах отозвались дрожью и звоном, аудитория на минуту насторожилась, вероятно, шина лопнула у кого-то. Пытаюсь незаметно переписать все у соседки. Телефон заиграл национальный гимн, звонят девушке из параллельной группы. Она бледнеет и сбрасывает звонок.
- Только что был взрыв около «Националя».
Через минуту все работы сданы, студенты вылетают из аудитории. Журфак пуст, все студенты мигом превратились в журналистов, под окнами которых происходит важное событие: не напишешь о таком, долго будешь жалеть, а скажешь в редакции, что был в нескольких метрах от происходящего и предпочел дописать контрольную - посмотрят как на сумасшедшего и всерьез воспринимать не будут.
Оцепление ещё до конца не установили, но пробраться все равно не удается, говорят о шахидках, о то ли двух, то ли трех взрывах. Толпа собирается на всей манежной площади. Половина толпы - журналисты, стянувшиеся на взрыв из своих редакции.
- Фотограф, пошел снимать со стороны Тверской, думал, там ракурс будет лучше, а теперь оттуда же вообще ничего не видно! - девушка с диктофоном мечется в толпе, проклиная неудачливого фотографа, - если он не успел ничего снять, то все к чертям полетит.
Вперед пробилась какая-то бабушка и неистово крестится, загораживая обзор телевизионщикам.
- Бабушка, подвиньтесь, вы же кадр весь закрываете.
На площадь приезжает заместитель московского мэра, он что-то пытается сумбурно объяснить облепившим его журналистам. Но его мало кто слушает, вопросы сыпятся со всех сторон, он не знает кому отвечать первому, стоит в растерянности, словно ждет чьей-то помощи, наконец, выдавив на последок ещё несколько фраз, выдирается из окружившего его кольца и уезжает.
В сутолоке встречаемся с ребятами из информационного отдела.
- Ты тоже тут? Это хорошо, материал надо сдать сегодня до вечера. Ты должен был тут быть чуть раньше нас, мы-то с Чистопрудного ехали, что здесь вообще творится.
Но пересказывать ничего не приходится, окружающие зеваки на перебой начинают делиться сплетнями, впечатлениями и мыслями по поводу всего происходящего. Кто-то обращает внимание на двух появившихся на крыше Госдумы людей с оптическими винтовками, они засели на самом краю и держат всю площадь под прицелом. Кто-то боязливо пятится и исчезает.
Машины скорой уже увезли трупы и раненых, но на тротуаре перед отелем обнаружили непонятный пакет, все ждут робота-взрывателя. «Националь» издалека смотрит на собравшихся оскалом огромных разбитых стекол. Привозят и выпускают робота, он медленно подбирается к неясному предмету. Главная интрига: окажется ли там ещё одна бомба. Милиция отодвигает толпу, опасаясь разлетающихся осколков. Но негромкий хлопок возвещает о том, что тревога была ложной.
Толпа быстро редеет, люди ещё остаются, а журналисты спокойно и деловито обсуждая теракт, разъезжаются по редакциям, писать отчеты.
В маленьком кабинете отдела расследований быстрая планерка, собрались все, кто был перед отелем, делятся тем, что им удалось узнать. Слушают последние новости и сводки из больниц, обсуждают форму подачи материала. Также быстро расходятся по компьютерам и каждый пишет свой материал, потом они все будут объединены в один ударный, где единым сплавом выйдут только нами подмеченные детальки от общеизвестной картины.
Работа длится не больше часа, затем все собираются возле телевизора: работа выполнена. Журналисты превращаются в обычных людей и начинают обсуждать все уже более эмоционально. В новостях передают списки раненых. Ирка узнает в списке, попавших в больницы, свою знакомую из параллельной группы. Теперь она уже не цепкий журналист, а просто девочка, плачущая от страха за свою подругу. Все подавлены, ищут карвалол, говорят только шепотом. Пожилой военный обозреватель всегда такой суровый и четкий преображается буквально на глазах. Теперь он скорее похож не на человека, воевавшего в Чечне и Афгане, а на престарелого, мягкого родителя, пытающегося успокоить расстроенную, огорченную дочь. Передают, что жизнь девочки вне опасности, все немного успокаиваются, появляются облегченные улыбки. Входит начальник отдела и сообщает, что материал скомпонован и пойдет в ближайший номер. Все начинают потихоньку разъезжаться по домам, трудный день окончен, материал удался, а завтра снова за компьютер, искать более или менее интересные новости из жизни более или менее интересной страны.

Используются технологии uCoz